Зеркало Пятой Ч 43

 Прошло несколько дней с той ночи, когда голос Эллианны был освобождён. С тех пор Лея и Мирон — словно два маятника, непроизвольно тянущиеся к одной точке. Они приходят к озеру — часто, без слов, не договариваясь. Их зовёт не только память. Их манит то настоящее, которое всё ещё можно спасти... или сжечь дотла.

В один из таких тёплых августовских вечеров озеро снова позвало.

Они сидят у воды. Поверхность — гладкая, как шёлк, отражает луну и их лица. Лея молчит, её пальцы ласкают воду, будто желая дотронуться до чего-то невидимого. Мирон смотрит на неё — украдкой, будто боится, что если задержит взгляд, то утонет в ней.

Мирон (тихо, почти сдавленно):

— С тех пор, как ты открыла голос… я слышу её. Её дыхание — в моих снах. Но голос стал твоим. И это больнее, чем я мог вынести.

Лея, не оборачиваясь:

— Потому что он больше не принадлежит мёртвой. Он живёт во мне. Я — не Эллианна.

(Пауза.)

И мне всё ещё трудно простить тебя… за то, что ты не спас её.

Мирон (глухо):

— Я знаю.

(Он сжимает руки в кулаки.)

Но каждый раз, когда ты молчишь — мне кажется, вот-вот запоёшь. И она вернётся. Только… светлее. Сильнее. Ближе. Потому что ты — это всё, чем она не успела стать.

Лея медленно поворачивается к нему. Её взгляд — как лезвие и ласка одновременно.

Лея:

— А если бы ты мог… убить меня, чтобы вернуть её — ты бы сделал это?

Мирон (без колебаний):

— Нет. Я бы умер тысячу раз, лишь бы ты осталась.

Лея смотрит в его глаза. Её голос — хрупкий, как лепесток, упавший в огонь:

— Как глупо… Я не должна… любить тебя.

Мирон (едва дыша):

— Почему?

Лея:

— Потому что я люблю сильнее, чем она. А значит — больнее. И прощать не умею.

Он тянется к ней. Его пальцы — в сантиметре от её волос, но он замирает. Не смеет.

Мирон (тихо):

— Но ты уже простила. Ты открыла её голос. А он звучит, только когда ты рядом…

Лея отворачивается, но луна ловит слезу на её щеке.

Лея:

— Нет… Я открыла голос, чтобы услышать, как она пела тебе.

(Она поднимает глаза.)

А теперь он поёт мне.

И всё во мне… хочет, чтобы ты никогда больше не молчал.

Её рука касается его — мягко, но с дрожью. Впервые. Их пальцы переплетаются. В этот момент вода у берега начинает мерцать — тихо, изнутри, как дыхание древней песни. В воздухе — напряжение, как перед бурей. Голос Эллианны звучит где-то глубоко — благодарный, тёплый, как прикосновение сквозь вечность.

Они не говорят. Не нужно. Мирон смотрит на неё, будто молится.

Мирон (почти шёпотом):

— Если я прикоснусь — ты исчезнешь?

Лея (глядя прямо в его душу):

— Нет. Я зажгусь.

Ты не понял…

Я не сдерживаю любовь.

Я боюсь, что она сожжёт тебя, если я позволю ей вспыхнуть.

Он не отвечает. Просто притягивает её к себе — решительно, но бережно. Их дыхание смешивается. Его губы скользят по её виску, щеке, и только потом — касаются её губ. И она отвечает — не робко, не осторожно. Жадно. Живо. Как женщина, которая слишком долго боялась жить.

Мир замедляется. Вода пульсирует у их ног, как кровь. Всё в теле Леи — горит. Её сердце стучит в такт его губам. Его пальцы скользят по её спине, как будто нащупывают путь к тому, что было потеряно когда-то давно, в другой жизни.

И вдруг... на небе — взрыв света. Луна вспыхивает, и в ту же секунду восходит солнце. Это невозможно. И — это происходит.

На воде появляется отражение двух светил. День и ночь больше не спорят. Они смотрят. На них.

Где-то в глубине Лея слышит голос Эллианны. Нежный. Чистый. Радостный.

"Ты простила, Лея. Теперь я — в тебе. А ты — выше боли. Твоя любовь не разрушает. Она исцеляет."

Слёзы струятся по щекам Леи, но она не отводит губ от его. Она дышит им. Она чувствует, как голос Эллианны отзывается в груди Мирона. И — ещё один. Яркий. Сильный. Её собственный.

Лея (отстранившись, едва дыша):

— Теперь я знаю, что ты такое.

Ты — тьма, которая ждала света.

А я — свет, который искал, кому простить.

Мирон гладит её лицо — ласково, с трепетом, с благоговением.

Мирон:

— А я — человек, который нашёл дом. В тебе.

Ветер касается их, как дыхание Эллианны. Деревья шепчут. Озеро молчит. В небе — два светила сияют вместе.

В глубине гор дрожат камни.

Аякс наблюдает. И даже он… затаил дыхание.